Лэшер. Страница 6

– Вы хотите сказать, у него есть сердце? – удивился я.

– А как же, – ответила бабушка. – Он любит нас всех. Ведь это мы, великие ведьмы, помогли ему осознать, кто он такой. Мы помогли ему многократно увеличить свое могущество.

– Понятно, – кивнул я. – Но, grand-mere, что произойдет, если вы больше не захотите, чтобы он был рядом? Если вы…

– Тс-с-с… Никогда не говори ничего подобного! – испуганно перебила меня бабушка. – Воздерживайся от таких предположений даже под грохот барабанов и пиликанье скрипок.

– Хорошо, – торопливо согласился я, моментально осознав, что это предостережение не из тех, коими можно пренебречь, и мне лучше прислушаться к нему и беспрекословно следовать совету. – И все же, grand-mere, можете вы хотя бы рассказать мне, кто он такой?

– Дьявол, – незамедлительно ответила бабушка. – Всемогущий дьявол.

– Я так не думаю, – возразил я.

Слова мои привели бабушку в изумление.

– А кто же он, по-твоему? Кто еще, кроме дьявола, будет служить ведьме?

Тут я выложил все, что знал о дьяволе. Источников у меня было немало – начиная от молитв, гимнов и проповедей и кончая рассказами наших осведомленных обо всем на свете рабов.

– Дьявол – это зло, не ведающее добра, – заявил я. – И всех, кто ему предается, ждет печальный удел. А этот дух слишком добр к нам, чтобы быть дьяволом.

С этим утверждением бабушка не могла не согласиться. Но все же, настаивала она, слишком многое роднит этот дух с дьяволом. Лэшер тоже не подчиняется Божеским законам, он исполнен не меньшего желания обрести плоть и принять человеческое обличье.

– А зачем ему человеческое обличье? – спросил я. – По моему разумению, в бесплотном состоянии он намного могущественнее. Человеческое тело слишком уязвимо. Став человеком, он рискует подцепить желтую лихорадку или еще какую-нибудь неприятную хворь.

Мое замечание вызвало у бабушки приступ неудержимого смеха.

– Когда он обретет плоть, он почувствует все, что способен чувствовать человек, увидит то, что открыто человеческому взору, и услышит то, что доступно человеческому слуху, – пояснила она. – Но ему будет неведом страх, присущий смертным, страх потерять свое бренное тело. Обретя плоть, он будет существовать в реальности, жить в мире людей и одновременно за его пределами. Таким образом он бросит вызов Господу, обрекшему его на бестелесное существование.

– Г-м-м, судя по вашим словам, он познал все на свете и проник за пределы бытия, – с сомнением произнес я.

Конечно, я тогда использовал иные выражения, более подходящие для трехлетнего дитяти. Впрочем, подобно многим своим сверстникам, особенно тем, что выросли в сельской местности, я уже много раз видел воочию и смерть, и телесные страдания.

Мое замечание вновь вызвало у бабушки улыбку. Он непременно получает все, что захочет, сказала она. А на нас он изливает свои щедроты, потому что мы служим его целям.

– Больше всего ему нужна сила. Пока мы рядом, сила его растет, с каждым днем и каждым часом крепнет его могущество. Он выжидает, пока на свет появится ведьма, обладающая непревзойденным могуществом. Она дарует ему плоть – раз и навсегда.

– Вряд ли ему стоит рассчитывать на мою маленькую сестренку Кэтрин, – заметил я. – По-моему, она на это не способна.

Бабушка, по-прежнему улыбаясь, кивнула головой.

– Боюсь, ты прав. Но не забывай: сила приходит и уходит. У тебя она есть. А твой брат не получил даже малой толики.

– Возможно, это не совсем так, – возразил я. – Просто мой брат слишком труслив и робок. Брат видел Лэшера, но тот состроил отвратительную гримасу и не подпустил его к колыбели Кэтрин. Я– совсем другое дело. Меня не так просто испугать. Но ему нет нужды строить мне гримасы. Он знает, у меня хватит ума, чтобы не опрокинуть колыбель Кэтрин. Но объясните мне, бабушка, каким образом ведьма, пусть даже очень могущественная, сумеет даровать ему плоть навсегда. Даже когда он находится рядом с матерью, ему удается сохранить видимое и осязаемое обличье минуты на две-три, не больше. Как по-вашему, на что он надеется?

– Не знаю, – пожала плечами бабушка. – У него есть свои тайны, которые мне неведомы. Но пока играет музыка, я хочу тебя кое о чем предупредить. Прошу, слушай внимательно. Даже в мыслях я боялась признаваться себе в том, что открою тебе сейчас: когда он получит то, что хочет, он уничтожит всю нашу семью.

– Но почему? – прошептал я.

– Сама не знаю, – сурово и веско произнесла бабушка. – Но именно этого я боюсь больше всего на свете. Ибо я думаю – нет, чувствую нутром, – он любит нас, нуждается в нас и одновременно нас ненавидит.

Лишившись от изумления дара речи, я размышлял над ее словами.

– Полагаю, он сам этого не осознает, – продолжала бабушка– Или, по крайней мере, не желает, чтобы об этом проведал кто-нибудь из нас. Чем больше я размышляю о судьбе нашего рода, тем крепче убеждаюсь в том, что ты послан нам с особой целью. Именно тебе предстоит передать сестре, этой несмышленой малышке в колыбели, все, что ты от меня услышишь. Господь свидетель, Маргарита слишком легкомысленна. Она ничего не желает знать и в своем ослеплении вообразила, что управляет миром. А я уже так стара, что страшусь адского пламени. Быть может, поэтому общество трехлетнего херувимчика приносит мне такое утешение.

– Вы говорили, grand-mere, что больше всего на свете он жаждет обрести плоть, – вернул я бабушку к особенно занимавшей меня теме.

Помню, впрочем, мне очень польстило, что меня назвали херувимчиком, и я был не прочь услышать дальнейшие похвалы своему очарованию и прелести. Однако вопросы куда более сложные тревожили мой детский разум.

– Что это означает – обрести плоть? – вопрошал я. – Неужели он и правда станет человеком? Но каким образом? Будет ли он вновь рожден, или воспользуется телом умершего, или…

– Нет, – прервала поток моих вопросов бабушка. – Он заявляет, что знает свой удел. Утверждает, что носит в самом себе зачаток нового существования. И настанет день, когда ведьма и мужчина, совокупившись, создадут магическую завязь, из которой он выйдет в этот мир. Он уверен также, что мир примет его и отнесется к нему доброжелательно.

– Отнесется к нему доброжелательно… м-да-а, – протянул я, задумавшись. – Но вы сказали, бабушка, он уверен в том, что вновь обретет плоть. Следовательно, он уже существовал во плоти?

– Это было давно, очень давно, и я не могу сказать тебе, в каком именно обличье он пребывал. Полагаю, он совершил немало прегрешений. И посему обречен существовать в эфемерной форме, страдая в одиночестве под грузом своих знаний. Но он не согласен с подобным приговором и никогда с ним не смирится. Он ждет появления в нашей семье сильной ведьмы, которая станет для него тем, чем была Дева Мария для Христа. Сосудом для воплощения.

Поразмыслив над всем, что услышал, я глубокомысленно изрек:

– Значит, он не дьявол.

– Почему ты так: считаешь? – удивилась бабушка, словно мы с ней не обсуждали только что этот вопрос.

– Потому, – ответил я, – что, если дьявол и правда существует – а в этом я, кстати, далеко не уверен, – у него есть более важные занятия.

– А с чего это ты, мой мальчик, решил усомниться в существовании дьявола?

– Я читал Руссо, – с гордостью сообщил я. – Согласно его философии, все зло в мире – от человека, а не от дьявола.

– Что ж, – усмехнулась бабушка, – может, со временем ты прочтешь труды еще какого-нибудь философа и изменишь свои взгляды.

На этом наш разговор закончился.

Но прежде чем бабушка отошла в иной мир – а это случилось вскоре после описанной здесь беседы, – она успела немало поведать мне о Лэшере. Излюбленным способом, посредством которого он расправлялся со своими жертвами, был страх. Приняв человеческое обличье, он по ночам вгонял в ужас кучеров и всадников и вынуждал их сворачивать с дороги и тонуть в болотах. Подчас ему удавалось испугать даже лошадей – лучшее доказательство того, что в эти мгновения он действительно был материален.